Именем закона. Сборник № 2 - Игорь Гамаюнов

Больше из квартиры никто не выходил, и, когда через несколько невероятно долгих часов наконец появилась смена, Сокольников вздохнул с облегчением оттого, что на этот раз оказался избавленным от участия в развязке…

Следующие два дня Сокольникова послали работать с оперативной группой возле комиссионного автомагазина. Вообще туда должен идти Трошин, но в связи с делом Азаркиной его оставили. Что происходило в отделе в течение этих двух суток, Сокольников не знал, потому что сам возвращался домой поздно. Работали удачно и поймали одного спекулянта частями и трех перепродавших только что купленные автомобили за две тысячи сверх цены.

Так что только на третий день Сокольников встретился с Трошиным. Это был день выдачи зарплаты. Сокольников уже привык к тому, что в милиции зарплату выдают раз в месяц. Это ему даже нравилось, поскольку делало этот день особенно приятным и ожидаемым — как же, «день чекиста», двадцатое число. Зарплату всегда выдавала Зина из канцелярии. Ей тоже это нравилось, потому что в этот день она была для всех самым уважаемым в управлении человеком, да к тому же еще получала какую-то прибавку к окладу за исполнение обязанностей кассира. Но вида она не подавала, напротив, считала нужным показать, что сильно этим тяготится.

Как и все, покорно и тихо Сокольников стоял в очереди к столу Зины, когда в канцелярию вбежал Трошин. Размахивая пачкой бумаг, приговаривая: «Мужики!.. извините, мужики!» — он протиснулся без очереди, схватил получку не пересчитывая, небрежно черканул в ведомости и убежал, успев на ходу бросить Сокольникову:

— Ты вечером меня обязательно дождись!

Он бегал где-то, но минут за пятнадцать до окончания рабочего дня действительно появился. Вместе с ним был и Витя Коротков, как всегда спокойный и немного сонный.

— Ты что же так себя ведешь, Олег? — с напускным возмущением заговорил Трошин. — Столько уже работаешь, а прописываться не собираешься! Пора уже, куда ж дальше затягивать.

— Что за вопрос! — солидно сказал Сокольников, стараясь не показать виду, что обрадован этим разговором.

До сих пор внеслужебная жизнь его коллег протекала от него как бы в стороне. На мероприятия сугубо мужского характера его пока не приглашал никто, хотя Сокольников уже знал, что в отделе имеются на этот счет кое-какие традиции. И ему всегда становилось неловко и обидно, когда такие мероприятия организовывались, а Сокольникову приходилось делать вид, что он в неведении и ни о чем не догадывается.

— Может, ко мне пойдем? — деловито предложил он.

— А что у тебя?

— Нормально. У меня своя комната, родители нам не помешают.

Взвесив это предложение, Трошин отрицательно покачал головой:

— К тебе как-нибудь в другой раз. Сегодня лучше в одно место сходим. — Он повернулся к Короткову: — К Панфилычу двинем?

— Давай, — флегматично согласился тот.

Это маленькое кафе стояло несколько в стороне от основных людских потоков и посещалось народом умеренно, чему способствовала в немалой степени сугубая скудость ассортимента. Выпивохи со своим продуктом сюда тоже не заглядывали: немногочисленный, но сплоченный персонал гонял их нещадно. Правда, тут продавалось в розлив марочное вино и коньяк, однако по причине высокой цены у алкашей они успехом не пользовались. По всем признакам, кафе было убыточным, и совершенно неясно, каким образом его до сих пор не ликвидировали.

Хозяин кафе, заведующий Панфилыч, сухой и крепкий еще человек, отчего-то прикидывался глубоким стариком. Он все время сутулился, семенил и подслеповато прищуривался, хотя в очках явно не нуждался. Гостей он встретил с большим радушием. Тряс им руки и сетовал, что редко заходят. Гостям был немедленно предоставлен скромный, но отдельный кабинет с обшарпанным потолком, окнами, тщательно укрытыми занавеской, и массивным сейфом в углу. Здесь было рабочее место Панфилыча, которое он уступал дорогим гостям. Сокольников заметил на стене грамоту за победу в социалистическом соревновании. Грамота здорово пожелтела, чернила выцвели, и Сокольников даже приблизительно не сумел установить, когда ее вручали.

На общепитовском столе тут же появились двойные порции сосисок с кислой капустой, тарелка хлеба, пара бутылок лимонада, одна — водки и чистая посуда. Лимонад был высокого качества — предварительно охлажденный в личном Панфилычевом холодильнике, что также являлось свидетельством особого уважения. Сокольников впервые в жизни смог почувствовать, что подобное внимание приятно.

— Давай-ка с нами, Панфилыч, — предложил Трошин, но тот мелко затряс головой.

— Ни-ни-ни, ребятки, мне никак нельзя. — Но, однако же, дал себя уговорить: — На полпальчика!

Выпил, не дожидаясь общей команды, крякнул, тут же поднялся и убежал, сославшись на неотложные дела в заведении. Ни Трошин, ни Коротков уходу хозяина значения не придали, из чего Сокольников заключил, что это в духе сложившихся тут традиций.

— Ну, Олежек, — ласково сказал Трошин, — за твое вхождение в наш дружный и сплоченный коллектив. За твои будущие успехи.

Сокольников быстро начал жевать, стараясь перебить противный водочный запах во рту. Сегодня он толком не пообедал, и спиртное сразу ударило в голову. На душе сделалось тепло и покойно. Трошин и Коротков, почувствовал Сокольников, это замечательные ребята. Он испытывал к ним любовь и благодарность.

— Ну и как вообще? — спросил Трошин. — В моей группе интереснее, чем у Викторова было?

— И сравнивать нечего! — с готовностью отвечал Сокольников. — Тут работа живая — куда интереснее. Мне эти счета и накладные, честно, не нравились. Георгий, а как дела с Зелинским?

— О делах ни слова, — вяло возразил Витя Коротков, налегавший на капусту с сосисками. — И на работе наговорились. Надоело.

Но сейчас Сокольникову больше всего хотелось поговорить о работе, об общем большом и очень важном деле, которое они — профессиональные оперы службы БХСС — вершили рука об руку.

— Нет, серьезно. Как там Зелинский? А то я ничего не знаю.

— Нормально, — усмехнулся Трошин. — Повозиться, правда, пришлось порядком. Непростой он фрукт, Зелинский. Оч-чень непростой. На обыске-то мы у него ничего не нашли.

— Как?

— Очень просто. Когда он начал орать под окнами, жена быстро сориентировалась и монеты вместе с ценностями и деньжатами знаешь куда дела? Попробуй догадайся!

Догадываться Сокольников сейчас не пытался.

— Все драгоценности она спустила в мусоропровод в банке из-под оливок и тут же позвонила бабке — мамаше своей. Та приехала и забрала… Пришлось, разумеется, как следует поработать с ними. Но все нормально. Убедил. Отдали монеты, все как одну.

— У бабки тоже обыск проводили? — заинтересовался Сокольников.

— Зачем, — махнул рукой Трошин. — Старого человека беспокоить ни к чему. Мы на джентльменском соглашении. Съездили вместе с женой Зелинского, зашли, она у мамаши сверток взяла и мне вручила. Оформили протоколом добровольной выдачи. А Зелинского все же арестовали, — закончил он с удовлетворением.

— Да. — Сокольников задумался. — А чего же у Надежды так нельзя было? Я имею в виду добровольную выдачу.

— У кого? У Азаркиной? Ну что ты! Она же основная обвиняемая по делу. Нас бы не поняли. В руководстве, в прокуратуре… Мы не в вакууме живем, парень, пора понять…

— Обвиняемая! — сказал Сокольников, постепенно впадая в мрачное настроение. — Какая же она обвиняемая! Веришь ли, Георгий, не лежит душа ко всему этому.

— И напрасно, — строго сказал Трошин. — Во-первых, закон одинаков для всех…

При этих словах Витя Коротков поднял голову от своих сосисок и насмешливо хмыкнул.

— В основном, — не смущаясь, уточнил Трошин. — Во всяком случае, нас бы не поняли, если бы мы поступили иначе. Я тебе все это уже объяснял. А во-вторых, это лишний пример того, как пустяковое начало имеет солидное продолжение. Ниточки-то потянулись. Разве ты недоволен тем, что Зелинского удалось прижать? Твой Викторов, кстати, этого грамотно сделать не сумел. А мы — сумели!

— А что тут странного! — подал голос Коротков. — Зелинский в районе теперь всем чужой. Один раз его вытащили, а теперь все.

— Не трепи, чего не знаешь! — обрезал Трошин. — Кто его вытаскивал? Не было на него ничего, вот в чем суть.

— Мы знаем, — упрямо сказал Коротков, — на кого было, на кого не было…

— Знаешь и помалкивай… — Трошин попытался увести разговор в сторону. Сокольников видел, что такой разворот для него чем-то неприятен. — Дело не в этом. В нашей работе надо быть чуть-чуть политиком. Немного смотреть вперед, уметь оценивать перспективу.

Трошин даже руками показал, как нужно ее оценивать, — будто водосточную трубу огладил.

— Я прав, Витя, или нет?

Коротков тщательно прожевал и проглотил сосиску, а потом медленно наклонил голову.